Джон О`Хара - Свидание в Самарре
III
С первого взгляда на отца Джулиан понял, что старик ничего не слышал про ссору в курительной загородного клуба. Доктор поздоровался с ним почти как обычно, коротко поздравив с рождеством, но Джулиан иного и не ждал. Все в порядке, подумал он, увидев, что белые усы старика не топорщатся, а вокруг глаз, укрытых за стеклами очков в роговой оправе, сбежались морщинки в улыбке, предназначенной только Кэролайн.
— Ну-с, Кэролайн, — сказал доктор, взяв одной рукой ее за руку, а другую положив ей на плечо, — позвольте мне помочь вам раздеться.
— Спасибо, папа Инглиш, — ответила она и, сложив подарки на стол в холле, разрешила старику снять с нее норковую шубу.
Старик повесил шубу на вешалку под лестницей.
— Мы не виделись, наверное, недели две, — сказал он.
— Да. Готовились к рождеству…
— Знаю, знаю. А мы на сей раз не очень много покупали. Я подумал и сказал миссис Инглиш, что тем, кому удобно, лучше дать деньги, они им нынче больше пригодятся…
— Док-тор! — раздался голос.
— А вот и она, — сказал доктор.
— С рождеством! — крикнула Кэролайн.
— С рождеством, мама, — повторил Джулиан.
— Наконец-то явились, — сказала миссис Инглиш, спускаясь по лестнице. — А я только собралась сказать, что надо вам позвонить. Ну как, весело было в клубе?
Джулиан заметил, что у отца изменилось выражение лица. Миссис Инглиш поцеловала Кэролайн, а потом Джулиана.
— Сначала выпьем коктейль, — сказала миссис Инглиш, — а потом попросим Урсулу подавать, пока все горячее. Вы опоздали. Что вас задержало? Неужели так поздно явились вчера домой? Как прошли танцы?
— У меня машина не заводилась, — сказал Джулиан. — От холода.
— Что? Не заводилась? — переспросил старик. — А я-то думал, что тот прибор у тебя в гараже…
— Машина была не в гараже. Я оставил ее на улице на ночь, — сказал Джулиан.
— У нас замело выезд, — объяснила Кэролайн. — Мы ведь живем почти в деревне. Снегу намело до крыши.
— Вот как? — удивился доктор. — Что-то я никогда не слышал про такие сугробы. Удивительно. Мне мартини, пожалуйста. А вам, Кэролайн? Тоже мартини?
— С удовольствием, — ответила Кэролайн. — А ты что будешь пить, Джулиан?
— Можете не спрашивать, — сказал доктор. — Он пьет все, и вам это хорошо известно.
— Видели нашу елку? — спросила миссис Инглиш. — Одни палки, а сколько с ними хлопот. Мне нравится голубая ель, но с ней хлопот еще больше. Когда детей в доме нет, по-моему, не стоит устраивать елку.
— У нас тоже есть маленькая елочка, — сказала Кэролайн.
— Джулиан, ты помнишь елки, которые мы устраивали, когда ты был ребенком? И вы, Кэролайн, наверное, приходили к нам на елку?
— Нет, по-моему, не приходила. Джулиан меня тогда ненавидел, вы забыли?
— Забавно, правда? — откликнулась мать Джулиана. — Действительно, если припомнить, вы правы. Он не любил играть с вами, но о ненависти не могло быть и речи, помилуй бог. Он вас боялся. И мы тоже. И до сих пор испытываем страх.
Кэролайн обняла свою свекровь.
— Правда, правда, мама Инглиш, — сказала она, — Джулиан меня ненавидел. Может, потому что я была старше.
— Зато сейчас этого не скажешь, — ответила миссис Инглиш. — Не скажешь, что он вас ненавидел, и уж, конечно, не скажешь, что вы старше. Джулиан, почему бы тебе не походить в спортивный зал? Ну-ка, повернись. Да, у тебя растет второй подбородок.
— У меня и так много забот, мама, — сказал Джулиан.
— Прошу, Кэролайн, — сказал доктор. — Попробуйте этот коктейль, а перед тем как сесть за стол, мы с вами выпьем еще по стакану.
— Мы все выпьем еще по стакану, — сказала его жена, — а лучше давайте возьмем наши стаканы к столу. Мне бы не хотелось задерживать девушек. Но это вовсе не значит, что вы должны проглотить свой обед. Вредно для желудка.
— Расщепление питательных веществ… — начал было старик.
— Доктор, прошу вас забыть про медицину, — сказала его жена. — Пищу надо как следует жевать — вот и все. Кто скажет тост?
Доктор поднял свой стакан.
— Да благословит всех нас господь, — сказал он.
И на мгновенье посерьезнев, они в задумчивости выпили свой коктейль.
IV
Усевшись в машину, Кэролайн с Джулианом помахали на прощанье доктору и миссис Инглиш, а затем Джулиан медленно снял ногу с педали сцепления, и машина тронулась. Часы на приборной доске показывали: 4:35.
Джулиан вынул из кармана рождественский конверт, который, когда они сели за стол, лежал у него на тарелке, равно как и второй конверт — на тарелке у Кэролайн.
— Посмотри, сколько там, — сказал он, передавая ей конверт.
Она открыла конверт и достала чек.
— Двести пятьдесят долларов, — ответила она.
— А у тебя сколько? — спросил он.
Она вскрыла свой конверт.
— Столько же, — сказала она. — Двести пятьдесят. Ей-богу, это уж слишком. Они чересчур добры.
Она вдруг замолкла, и он взглянул на нее, не поворачивая головы.
— В чем дело? — спросил он.
— Ничего, просто они такие хорошие. Твоя мать такая милая. Не понимаю, как ты… Ты представляешь, как она расстроится, узнав о твоей вчерашней выходке?
— Она моя мать, — возразил он.
— Да, и порой в это трудно поверить.
— Ты что, собираешься читать мне мораль всю дорогу домой? — спросил он.
— Нет, — ответила она. — Какой от этого толк? Что ты намерен делать в отношении Гарри?
— Гарри? Не знаю. Могу ему позвонить, — предложил он.
— Нет, этого мало. По-моему, лучше отвези меня домой, а сам поезжай к нему и лично извинись.
— Очень надо, — не согласился Джулиан.
— Как хочешь. Но если ты не поедешь, то больше ни на какие вечера я с тобой ходить не буду. А это значит, что я не пойду ни в один дом, куда мы уже приняли приглашение, и наш вечер тоже отменяется. Если ты полагаешь, что я намерена сделать из себя посмешище, ходить на вечера, где меня будут жалеть из-за твоего поведения, забудь об этом, Джу. Вот так.
— Ненавижу я это твое «вот так», — сказал он. — Хорошо, я поеду к нему. Он, наверное, уже забыл про всю эту историю, и мое появление только растравит его.
— Дай слово, что ты не будешь его растравлять. Ты ведь умеешь с ним обращаться, Джу, когда хочешь. Я зря сказала, что ты не умеешь. Умеешь. Прояви свое обаяние на английский манер, и он на это клюнет. Но прошу тебя, сделай все как следует, чтобы праздники прошли спокойно. Ладно, милый?
Тон ее стал совсем другим, и его взволновала ее серьезность. Становясь серьезной, она дурнела, но ей так редко хотелось чего-нибудь всерьез, что она превращалась в новую, необычную Кэролайн.
— При одном условии, — сказал он.
— При каком?
— Сделаешь?
— Как я могу обещать, когда не знаю что. Что за условие?
— Когда я вернусь домой, ты будешь в постели, — сказал он.
— Сейчас? Среди бела дня?
— Ты всегда предпочитала дневной свет.
Он положил руку ей на колено.
Она тихо кивнула.
— Девочка ты моя! — сказал он, уже испытывая благодарность. — Я так люблю тебя, что словами и не скажешь.
Она молчала весь остаток пути и даже не попрощалась с ним, когда вышла из машины, но он знал — так бывает всегда, когда они решают лечь, как только вернутся домой. Если они об этом договаривались, то она, пока они ехали, ни о чем больше не думала. Ее ничто не интересовало, и никто не мог ее отвлечь. Исчезала даже та энергия, что делала ее общительной и оживленной. В такие минуты она, казалось, сжималась в клубок, хотя в действительности оставалась такой, как была. Но как только они принимали решение, с той секунды, что она соглашалась, и до самого конца она была вся во власти чувства. И сидя за рулем машины, он убеждался вновь, как уже убеждался не раз, что в их любви с Кэролайн чувство играло главную роль. В Кэролайн жило столько же страсти, любопытства, желания познать неведомое и радоваться ему, как и в нем. Спустя четыре года она продолжала оставаться единственной женщиной, с которой ему хотелось просыпаться, лежать, сгорая от нетерпения, и вообще искать близости. Ее слова, которым он ее научил, и то новое, что они открывали друг в друге, — все это принадлежало только им двоим. По его мнению, именно из-за всего этого для него и была так важна ее верность. Когда он задумывался над тем, насколько важны эти слова и все остальное, он порой приходил к выводу, что сама по себе физическая сторона измены не столь уж существенна. Но может ли быть несущественна измена вообще?
Он остановился возле дома Гарри Райли, где тот жил вместе со своей вдовой сестрой и ее двумя сыновьями и дочерью. Это было приземистое строение из камня и кирпича с широкой террасой, опоясывающей дом с трех сторон. Он позвонил, и дверь открыла миссис Горман, сестра Райли, дородная темноволосая женщина с чувством собственного достоинства, которое никак не умалялось ее неряшливостью. Она страдала близорукостью, носила очки, но сразу узнала Джулиана.
